Об инклюзии.

Точнее об инклюзивном образовании.

Читаю об нём и почему-то не ощущаю беспокойства, вроде как всё решено давно.

Подумала об этом, повспоминала.

Поняла, что вообще-то этот вариант был частью моей жизни с самого детства, только слов таких мудрёных тогда не употребляли.

В садик я пошла на пятом году своей жизни. В моей группе был мальчик Серёжа, он был выше нас ростом, но не говорил. Не умел, только мычал иногда, когда ему надо было что-то. Он кушал вместе с нами, правда, ему вешали халявчик, как маленькому, он гулял с нами на прогулке, он сидел с нами на занятиях, ему выдавали пластилин, бумагу и протчее, но он обычно смотрел на нас и сидел просто так.

Потом мы ушли в школу, а он остался. Еще год или два ходил в садик. В школу его так и не взяли, даже в коррекционную.

Про историю его жизни я лучше отдельно напишу потом.

В первом классе со мной учился Пашка. У него не было правой руки, только культя сантиметров на 10 длиной. Когда ему было 5 или 6 лет какой-то гад палил из ружья в городе и раздробил ему кость в этом месте, руку ампутировали.С интеллектом у Пашки всё было в порядке. С поведением - не всё, но это другой вопрос. Я была освобождена от физкультуры по слабости зрения, а Пашка уроки физкультуры обожал: бегал на лыжах, играл в баскетбол

Еще в нашем классе учился Василий. Он был нас старше на 2-3 года, но пошёл в школу вместе с нами. Ежели б ег опапа не был завучем, а мама учителем во вспомогательной школе , его б, наверное, в ту самую школу  отправили учиться, но ему повезло. Вот Пашкиному барут Сашке - не повезло. Его родителям вообще пофиг было всё, поэтому Сашку отправили учиться во вспомогательную школу, как страдающего олигофренией в стадии дебильности, он ее и закончил, а еще лет через 10-15 стационарная психиатрическая судебная экспертиза установила, что олигофрении у него никакой нет. Зазря его в седьмую акадэмию отправили! Но с аттестатом из той школы ж уже никуда не возьмут. Даже в водители.

А Василий учился с нами. Через пень-колоду, на стойкие и не очень трояки, которые часто ставили, чтоб что-то поставить, это понимали мы даже в самых мелких классах. Его интеллект попёр много позже: он пошёл после 8 класса в наш местный зооветтехникум (зоопарк) на зоотехника, потом поступил в техникум в другом городе на мастера холодильных установок, потом заочно на юриста выучился, сейчас книгами торгует, года три-четыре назад нашёл себе жену по Интернету, женился, сыну третий год пошёл. Сейчас у нас с ним нормлаьные отношения, а вот в школе его не любили. Активн оне любили, хотя трогали редко. Из-за папы. В нашем классе учился одно время парнишка Вовка с шестью пальцами на одной руке, три пальца были сросшиеся (от мизинца), три свободны. Его родителям тоже пофиг было, мы об этом шушукались поначалу, но никто никогда не дразнил его. Как и Пашку вообще-то. Ну. так и так. Так вышло, ну и пусть. А Василий раз чего-то ему ляпнул про эти шесть пальцев. Вовка Василию и врезал от души в пустом классе. Но без особого мордобития. Помнил же про папу. Василий жу тут же к папе помчался, папа примчался и выкинул (буквально) Вовку из школы. Парни потом Вовке его портфель домой отнесли, а он в школу больше не вернулся.

Вот за это Василия и не любили. А ещё за гниловатость характера. У него в голове перекос какой-то был и полное отсутствия такта и деликатности, в результате его похихикивания в отношении кого-либо были изумительно противны. Я с ним подралась в 4 классе, уже и не помню из-за чего, народ тоже помнит ,что подралась, и Василий помнит, что подралась, никто не помнит из-за чего, но уважение я заслужила, в том числе и у Василия. До сих пор уважает))

А в 10 классе один мой одноклассник, тоже Вовка, заболел шизофренией. Самой противной - юношеской, злокачественной. Инклюзивился он уже не с нами, так как конец года проболел в психушке, был оставлен на второй год, но школу не заокнчил, при его шизофрении  интеллект страдает очень сильно и очень быстро. Через год он уже почти не был доступен для контакта. Школу покинул сам, возвращать уже никто не стал, так как ему 18 лет стукнуло.

В параллельном классе училась моя двоюродная тётка, забеременела на каникулах накануне 1 сентяюря, когда беременность ее стала явной, школу она покинула, хоть это уже 9 класс был (нынешний 10 или 11?)

А вот в классе, где преподавала моя тётка (другая, родная, н ов той же школе) математику, девица забеременела в 6 классе, папа учился годом старше. Окроно беременной не позволило школу покинуть, так и училась до самых родов.

Насчёт "детской, так сказать, жестокости".

Не помню я, чтоб дразнили или издевались над Серёжкой, хотя его называли Серёжка-глупый, но и всё. Да он и не понимал этого. Его не прогоняли из игры, хотя он не принимал участия, просто стоял рядом.

В нашем классе ни разу не дразнили Пашку. Уже позже, в классе 6-7 посторонний, новенький пацан, только приехавший откуда-то, что-то подобное Пашке сказал.... Потом еле отобрали его у Пашки. Пашка его одной своей левой так побил, что родители того пацана перевели в другую школу. К Пашке репресий не было. Сам виноват. Школа молча поддерживала Пашку в этом избиении.

Про Вовку я уже написала.

Отношение к Василию было обусловлено его собственным поведением и особенностями его личности.

Беременную девочку в школе не дразнили. Хотя тема ее беременности будоражила умы всех школьников, учителей и окружающих родителей, но с классом провели беседу. И всё.

Думаю, что попытки могли иметь место, но воспитатели и учителя пресекали на корню, родители наши относились к таким одноклассникам спокойно, обсуждамся никогда не было дома, поэтому и у нас желания не возникало, думаю.Родители наши были скорее возмущены тем, что такое произошло с детьми.

С братом в классе учился парнишка, который еще до школы утратил весь волосяной покров на темечке. Когда мы учились в школе версия была : опрокинул на себя выварку с бельем. Позже он рассказал пацанам, что отец по пьяни волосы ему поджёг. В общем от лба до затылка, от виска - до виска был сплошной шрам. Шапочкой он начал прикрывать этот шрам, когда вернулся из колонии. В школе он ходил без головного убора, на улице в тёплое время бегал со шрамом наголо. Мы, девочки, обсуждали между собой его внешность, но искренне жалели его. Хотя жалость свою ему и не высказывали. Ибо понимали, что чревато. Не примет он нашу жалость.