А это еще одна книга , "неожиданно свалившаяся" мне на голову, настойчиво растолкавшая 800 остальных предендентов на прочтение, терпеливо ожидающих своей очереди и поглотившая меня без остатка.
"Катя катится-колошматится, Катя катится-колошматится, Катя катится-колошматится..."
Именно с этой присказкой идет Катя по жизни. Так себе мантра, но она помогает Кате пережить плохое. А плохо у Кати все.
Катя - десятилетняя девочка, которая никому не нужна. Нет, она не детдомовский ребёнок, у нее есть мама и папа, но вот только на Катю у них нет времени. Они занимаются зарабатыванием денег: мамино участие в жизни дочери ограничивается кормлением ужином и заплетением кос, а папино-проверкой дневника, и неизбежно следующей за этим "головомойкой", так как в дневнике у Кати частые гости двойки и колы.
А еще у Кати есть лучшая подруга Лара. Подруга, которая присоединяется к "гонителям"и классная руководительница Вероника Евгеньевна, ненавидящяя все "новое" и другое, не соответствуещее её представлениям о жизни. А Катя- она другая, она непохожая на остальных. В психологии несомненно есть определенный термин для такого поведения, есть методы работы с такими детьми. Но только никто не "заморачивается" Катиным воспитанием и обучением по этим методикам, просто потому что, окружающие или не замечают её необычности, как родители, или считают её дебилкой, как одноклассники.
Но еще прежде чем окунуться в эту трагедию 10 летнего человека, читатель начинает недоумевать по поводу слога автора.
Рассказ в книге ведется от лица Кати. И тут в самую первую очередь проявляется Катина непохожесть на других: она по другому видит мир и она по другому его "описывает":
Спина послушно выпрямила Катю.
Катя запрыгнула в класс, зацепив самый хвостик оглушающего звонка.
Тяжёлые шаги и громкие крики ковыряли Катины уши
А математические примеры Катя решает таким образом :
Одну тысячу девятьсот восемьдесят четыре
Поделить
На шестнадцать
Равняется - я одна в квартире.
Двести тридцать шесть
Умножить
На семьдесят три
Равняется - на часы не смотри.
Двадцать тысяч ноль ноль ноль
Плюс
Четыре тысячи двести девять -
Всё равно вечера не боюсь.
Девятьсот
Минус
Одиннадцать
Равно -
время убежало давно.
А вот так Катя себя чуствует на уроке домоводства:
"Катя зашуршала - вытащила из рюкзака супермаркетовский пакет. Там катался клубок красных шерстяных ниток, плотно запутанный вокруг двух вязальных крючков: толстого и тонкого. Заканчивался клубок перекошенным куском недоварежки, похожей на толстую круглую салфетку. Жаль, что нельзя было отвязаться салфеткой. Катя вздохнула и принялась отпутывать нитки от крючков. Пыталась не думать про плохое, но ведь выходило, что её замечательный план мести Сомову не сработал, а сделал какой-то неправильный удивительный кувырок. Голова принялась жевать свою обычную боль. Кате быстро стало скучно и сонно, глаза слипались, нитки в руках превращались в красное варенье.
Впервые за урок она подняла колтунную голову, прислушалась и присмотрелась. Класс опутывала плотная вязкая паутина из ниток и тихого старательного дыхания девятнадцати девочек. Волосяные затылки поднимались и опускались в такт движению крючков. Несмотря на общность процесса, каждая вязала по-своему. Аня Потапова держала рыжую с белыми прожилками варежку, как кошку, у себя на коленях и размеренными гладящими движениями создавала новую шерстяную жизнь, плотную и основательную, - довязывала уже вторую вережку. Наташа Ломакина то приближала вязание к глазам, как глазок микроскопа, то отбрасывала его от себя на вытянутых руках. Вязала свободным танцем, то быстро, то медленно. У неё получалась половина чёрной варежки-крохи из тонкой шёрстки. Одна готовая с белым, ювелирно-вязанным цветком уже выставлялась на парте. Вика Иванова изготавливала крючком петлю за петлей, быстро, настойчиво и бесстрастно, как работница заводского конвейера. Её белые синтетические варежки были неровные, то вздувшиеся, то скукоженные местами, но почти законченные и достаточные для Вероники Евгеньевны. Что делала Лара, Катя не видела. Зато часы показали, что до конца урока оставалось двенадцать минут.
Катя впилась глазами в своё вязание: все лишние запутывания были побеждены, но ни одной петли не сделано. Вероника Евгеньевна принялась ходить по рядам, останавливаться, подсказывать, подвязывать, подшёптывать девочкам и их рукоделиям. Катя лягушонисто растопырила ладони над своим вязанием, но классная проплыла мимо и даже не покосилась в её сторону.
Что-то стряслось с Катиными пальцами, они отдельными существами то ли болели, то ли бунтовали: не хотели двигать крючок, держать красную зимнюю салфетку, выплавлять нестройные шерстяные ряды. Большие, средние, указательные, безымянные и даже мизинцы на обеих руках гнулись не в ту сторону, или не гнулись вовсе, или липли друг к другу, словом - не вязали. По ушам ударил звонок. Катя поглядела на совершенно не переменившуюся шерстяную салфетку, наколотую на крючок. Девочки принялись подниматься со своих мест, медленно и аккуратно, как настоящие девочки.
Катя осталась сидеть за партой, будто привязанная к ней красными нитями и прицепленная крючком. Невыросшие женского пола вращались по классу, вытягивали ручки, показывали друг другу свои красивые или просто симпатичные шерстяные лапки разных цветов, плотностей, узоров и украшений. На варежки нашивались вязаные розочки, ромашки, листочки, звериные уши, носы и пасти, бабочки, пчёлки, а также бусинки, пуговицы и даже ракушки. У Лары на варежках цвели жёлтые розы. Девочки ворковали, ахали, хохотали, прыскали, вытягивали шеи, расправляли плечи и качали головами. Солнечные лучи носились по варежкам и невыросшим фигурам. В этом радостном супе купалась Вероника Евгеньевна: тоже ахала, похохатывала и ворковала.
На следующем уроке сохранилась примерно треть учениц. Довязавших классная отпустила домой. Оставшиеся девочки занимались украшениями: вязали или нашивали их на варежечные тела. Катя делала вид, что что-то делает - распрямляла вязаную салфетку, тянула нитки, перекладывала из ладони в ладонь крючок, - а на самом деле мучительно ждала звонка и наказания, как обычно с нетерпением ждала вечера. Она пыталась думать про что-нибудь радостное или приятное, например, про заливные пятна на потолке, но получалось только: «Катя катится-колошматится…»
Ну и не дождавшись помощи взрослых Катя начинает решать проблемы сама.
Вы знаете, я читала не много книг подобной тематики. Но сразу вспомнились "Чучело"
Железнякова, "Три твоих имени" Сабитовой и "Голос монстра" Несса (кстати, почему последняя книга, Вы узнаете, прочитав "Калечину"). Но вот читая вышеперечисленные книги, у меня сердце сжималось от боли за главных героев. А с Катей "подружится" я так и не смогла.
Возможно, из-за того пути, который выбрала Катя для решения своих проблем. Не знаю. Я не помню сейчас, какое послевкусие у меня оставило "Чучело", но две другие книги были при всей их тематической сложности очень светлые и жизнеутверждающие. А "Калечина-Малечина" она депрессивная, выворачивающая душу, не несущая надежды (не смотря на позитивный финал), а местами даже мерзкая.
П.С: Девочки, кто читал? Интересно обсудить некоторые моменты.
П.П:С: Да, книга 18+, в тексте содержатся нецензурные выражения и сцены "физического и психологического насилия". Детям читать не рекомендую.