Просыпаюсь я где-то в десять.
На самом деле гораздо раньше, но мне поскорее суют сисю в рот,
меняют памперс, пока я ем, и снова «засыпляют» разными хитрыми способами. Например,
держат за ручки с обеих сторон, чтобы я сам себя ими не будил. Или усиленно
сопят носами, опять же, с обеих сторон, всем своим видом показывая, как это
сладко – спать…
Я, так и быть, сплю. Еще пару часиков.
Но в десять – всё! Подъем! Кто не выспался – я не виноват!
Папа к этому времени уже на работе. А мама – со мной, конечно же. Где
ж ей еще быть, она же – мама!
Она берет меня на руки, и мы с ней немного летаем по квартире. Кухня,
гостиная, детская, папина «серверная» (он у нас программист). Потом она кладет
меня в детской на диван, говорит: «Жди, Дём! Никуда не уходи!», или как-нибудь
так: «Одну минуточку полежи! Я скоро!» и бежит умываться.
Я слышу шум воды из ванной, и мне не страшно. Она рядом.
Иногда, если ей кажется, что мне все-таки страшно, она заглядывает в
комнату с зубной щеткой во рту. И тогда я ей улыбаюсь.
Потом мы завтракаем. Сначала я, потом мама.
Я лежу в кухне на столе, в специальном лотке для пеленания (где меня
за все четыре с половиной месяца моей жизни ни разу не пеленали) и поглядываю
туда-сюда. А мама быстренько ест. Забрасывает в себя какую-нибудь еду, как в
топку. И поглядывает на меня. А потом, дожевав последний бутерброд, говорит с
облегчением: «Ну всё, иди сюда. Ты у меня молодец, сознательный!»
Это значит «спасибо, что дал поесть».
Она подносит меня к холодильнику. Тут у нас происходит небольшая утренняя
охота – на бабочек. Их пять, они яркие, разноцветные, с большими крыльями. Сидят
в рядок на дверце холодильника и притворяются магнитами. Обычно я их просто
скидываю на пол, но иногда, если удаётся захватить какую-нибудь покрепче, – тащу
в рот. А мама говорит: «Ой, какой ты у меня молодец, Дёмка! Сам бабочку
схватил! И съел! Какая умница!..»
Но бабочку при этом – отбирает.
Где логика?
Потом мама стучит одной рукой по столу и говорит: «Смотри, Дём: СТОЛ.
Это – стол! Сто-ллл! А это вот – СТУЛ. А вот это – РЫБА».
Рыба стоит на полочке над плитой, она настоящая, но сушеная и
покрытая лаком. У нее здоровенные острые зубы.
СТОЛ, СТУЛ и РЫБА – первые слова в моей личной домашней азбуке. А,
еще иногда бывает ЧАЙНИК. А пятое слово всегда какое-нибудь новое, то ОКНО, то
ЦВЕТЫ… Мама думает, что так я раньше заговорю. Ну не знаю, посмотрим…
Потом мы идем в гостиную, включаем ноутбук и немного танцуем под музыку
из старых советских мультиков. Она танцует, а я вишу на ее плече и тоже как бы
танцую. Это очень полезно для вестибулярного аппарата.
Если сегодня понедельник, среда или пятница, то в 11.30 к нам
приходит дядя-массажист. И тут опять я оказываюсь в пеленальном лотке, на
кухонном столе, раздетый до памперса. Дядя разминает мне ножки и ручки, спинку
и живот. Не могу сказать, что это всегда мне нравится, и тогда я даю ему
понять, намекаю вежливо – мол, полегче! А он в ответ строит мне всякие смешные рожи
и тпру-тпрукает губами. А мама гремит надо мной погремушкой и тоже тпрукает.
Впрочем, в последнее время мне скорее нравится, чем нет. Да и ручки после
его массажей заметно окрепли.
Когда меня переворачивают на живот, чтобы промассировать спинку, я
очень ловко упираюсь ладошками в дно лотка и отжимаю себя вверх, почти полностью
выпрямляя ручки.
«Дё-ооома!!! Какой молодец! Какой сильный! – тут же восторгается
мама. – Видите, как мы уже умеем!»
Говоря так, она убивает сразу двух зайцев: и массажиста, и меня. Потому
как похвала – лучшее средство вдохновить кого-либо на новые подвиги. Меня – на уверенное
ползание, о котором они с папой давно уже мечтают, а массажиста – на то, чтоб
массировал еще лучше. От сердца и души. Как своего.
Потом массажист уходит, и мама машет ему в дверях моей ручкой: «Пока-пока!»
После массажа очень хочется есть. И спать. Я сплю в гостиной, в
колыбельке с тремя крохотными белыми медвежатами в голубых колпачках, которые вращаются
надо мной под тихую колыбельную музыку. А мама меня покачивает и смотрит по
телевизору «Модный приговор» почти без звука.
Минут через двадцать я просыпаюсь. Потому что этот первый дневной
сон – он не настоящий. Это всего лишь разминка, легкая передрёма. А настоящий
сон будет с двух до полпятого, на балконе.
Когда-то давным-давно, когда я был совсем маленьким, мы с мамой выходили
на время этого сна в большой и красивый Парк. Она катила коляску по выложенным брусчаткой
аллейкам, и все выбоинки и неровности дороги приятно-убаюкивающе передавались
мне. Пахло осенними листьями, по крыше коляски тарабанили и шебуршали капли
дождя, стекая по целлофану дождевика, а я лежал внутри, как в норке, и был
бесконечно счастлив.
Но всё это, как я уже говорил, было давным-давно – Осенью.
А сейчас – Зима. Кончается. Если верить Яндексу (а мама верит
Яндексу), эта неделя – последняя неделя холодов. И, значит, скоро мы снова поедем
в Парк!
…В общем, я просыпаюсь после двадцати минут легкого разминочного
сна, немного очухиваюсь, и мы приступаем к гимнастике.
Гимнастика! Зарядка! Тренировка! Это – нечто необыкновенное! О
спорт, ты – мир! Это лучшее, что случается со мной за весь день, не считая
купания.
В моем распоряжении – целый огромный разложенный диван. Его
застилают непромокаемой пеленкой, сверху – покрывалом, и запускают голенького
меня. То есть сначала кладут – на спинку, и начинают делать всякие полезные
штуки с моими ножками. Сгибают, разгибают, крутят «велосипед», быстро-быстро
топочут моими ножками, приговаривая «побежали-побежали-побежали!»
Мне нравится! Я улыбаюсь. А с тех пор, как научился хохотать, – я хохочу.
Но больше всего мне нравится совершать ПЕРЕВОРОТ.
Со спинки на животик.
Когда я совершаю ПЕРЕВОРОТ, мама просто кричит от счастья. Она
говорит, с восторгом и изумлением, что я МОЛОДЕЦ! МОЛОДЕЦ !! МОЛОДЕЦ !!! – и бросается
меня целовать.
Правда, в последнее время я так часто балую ее переворотами, что изумления
в ее голосе стало гораздо меньше. Зато теперь я изумляю ее другим:
«Дёма-а! – слышу я ее голос, проделав путь в несколько десятков
сантиметров по гладкому покрывалу. – Ты ползешь?! САМ ?? САМ-САМ ??? Ну Дёма,
ну малыш, какой же ты МОЛОДЕЦ !!!»
Скоро уже, чувствую, придется мне что-то новенькое придумывать,
чтобы поддерживать мамино изумление и гордость за меня на самом высоком уровне.
После переворотов и ползания начинается вольная программа. Перекаты
с боку на бок, повисания на руках, подбрасывания, кружения. Я резвлюсь и
бесюсь, как маленькая обезьянка. Даже вниз головой могу! А в выходные, когда
папа дома, мы делаем еще вот такое упражнение: папа берет меня за руки, мама –
за ноги, и они раскачивают меня из стороны в сторону. Абсолютный восторг! Кто
знает, тот меня поймет.
Не удивительно, что после такой тренировки я сплю на балконе, как
убитый. А мама тем временем сидит в комнате, в угах и в шапке, и пишет на ноутбуке
какой-нибудь рассказ. Например, этот.
Потом я просыпаюсь, ем, слушаю музыку, жду папу, смотрю передачу «Пусть
говорят» без звука (потому что те звуки, которые издаются в студии Андрея Малахова,
могут плохо сказаться на моей психике), снова немного ползаю, ем, дремлю… но в
основном – жду папу.
Я уже знаю, что он появляется вечером, из двери. Дверь открывается –
папа появляется.
Поэтому каждый раз, когда мама проносит меня через прихожую в кухню,
я внимательно смотрю на входную дверь. Чтобы ничего не пропустить.
Итак, ДВЕРЬ ОТКРЫВАЕТСЯ – ПАПА ПОЯВЛЯЕТСЯ ! Вуаля!
Мы с мамой встречаем его на пороге.
«Кто это? Кто это, Демид? – говорит мама очень удивленным и
встревоженным голосом. – Кто это такой пришел?? Не узнал?..»
И сама же «узнаёт» его за меня: «Ой, да это же папик! Па-апик! Здравствуй,
папик!»
Немного глупо получается, но я все равно очень и очень рад. Потому
что невероятно соскучился.
Папик замерз, устал и хочет есть, но первым делом бежит набирать ванну.
Потому что купание – это святое. И еще потому, что купать меня нужно ровно в
девять вечера, ни минутой позже, иначе – всё пропало…
А температура воды должна быть не выше 32 С. Иначе тоже всё пропало:
вырасту незакаленным хлюпиком. Да, и еще один нюанс: в воду добавляется череда.
Заранее заваренная в кастрюльке. Добавляется обязательно под песню: «А я в воду
войду, а я в воду войду, // В воду я добавлю че-ре-ду…»
Когда всё соблюдено и все условия выполнены, в воду запускают меня. С
надувным плавательным кругом на шее. Я верещу, резвлюсь и поднимаю брызги,
словно маленький дельфинчик. Быть дельфинчиком – это так чудесно! Не хуже, чем
летающей обезьянкой. Абсолютный восторг!
Потом меня, закутанного в полотенце, несут в детскую на диван. И там
уже промокают от воды. Бережно и очень ласково.
А я уже очень сонный, тру глазенки кулачками и тычусь в маму в
поисках еды.
Пока я ем, папа стрижет мне ногти. Если есть что стричь.
А потом меня переносят в спальню, в мою кроватку с музыкальным модулем.
Я уже почему-то и спать особо не хочу. Лежу и смотрю вверх, как надо мной
кружат лягушка, бегемотик и фламинго под нежнейшего детского Моцарта.
«Может, его запеленать?» – спрашивает мама у папы, или папа у мамы,
смотря кто из них сегодня больше устал и хочет поскорее упасть перед
телевизором.
«Да нет, не надо. Пусть поколбасится. Я посижу», - отвечает другой.
А я не колбасюсь. Я – грежу…