Лето с Брэдбери

"...Тогда продолжим лекцию. Куст сирени лучше орхидей. И одуванчики тоже, и чертополох. А почему? Да потому, что они хоть ненадолго отвлекают человека, уводят его от людей и города, заставляют попотеть и возвращают с небес на землю. И уж когда ты весь тут и никто тебе не мешает, хоть ненадолго остаешься наедине с самим собой и начинаешь думать, один, без посторонней помощи. Когда копаешься в саду, самое время пофилософствовать. Никто об этом не догадывается, никто тебя не обвиняет, никто и не знает ничего, а ты становишься заправским философом - эдакий Платон среди пионов, Сократ, который сам себе выращивает цикуту. Тот, кто тащит на спине по своей лужайке мешок навоза, сродни Атласу, у которого на плечах вращается земной шар. Сэмюэл Сполдинг, эсквайр, сказал однажды: «Копая землю, покопайся у себя в душе». Вертите лопасти этой косилки, Билл, и да оросит вас живительная струя Фонтана юности. Лекция окончена".

Да приятная книга! Сначала показалась какой-то детской и скучной. А потом стала читать по чуть-чуть, в перерывах между прополкой картошки и песочным пляжем. И знаете, как-то хорошо пошло;)

А вчера перед банькой я прочитала такой кусок, который не отпускает меня второй день. Даже маме сегодня вслух зачитывала. Почитайте и вы, если у вас за окном тоже лужи, как и у меня (что дало мне повод выбраться в инет). Кусочек этот я отыскала на просторах инета, чтобы скопировать в этот пост. Угадайте, где же я нашла его? В жж моей любимой Веры Полозковой))) Ей в 2005 тоже пришло в голову оставить этот кусочек Бредбери у себя в дневнике.

Старая миссис Бентли и сама не могла бы сказать, как все
это началось. Она часто видела детей в бакалейной лавке - точно
мошки или обезьянки, мелькали они среди кочанов капусты и
связок бананов, и она улыбалась им, и они улыбались в ответ.
Миссис Бентли видела, как они бегают зимой по снегу, оставляя
на нем следы, как вдыхают осенний дым на улицах, а когда цветут
яблони - стряхивают с плеч облака душистых лепестков, но она
никогда их не боялась. Дом у нее в образцовом порядке, каждая
мелочь на своем привычном месте, полы всегда чисто выметены,
провизия аккуратно заготовлена впрок, шляпные булавки воткнуты
в подушечки, а ящики комода в спальне доверху набиты всякой
всячиной, что накопилась за долгие годы.
Миссис Бентли была женщина бережливая. У нее хранились
старые билеты, театральные программы, обрывки кружев,
шарфики, железнодорожные пересадочные билеты - словом, все
приметы и свидетельства ее долгой жизни.
- У меня куча пластинок, - говорила она. - Вот Карузо: это
было в Нью-Йорке, в девятьсот шестнадцатом;
мне тогда было шестьдесят, и Джон был еще жив... А вот
Джун Мун - это, кажется, девятьсот двадцать четвертый год,
Джон только что умер...
Вот это было, пожалуй, самым большим огорчением в ее
жизни: то, что она больше всего любила слушать, видеть и
ощущать, ей сохранить не удалось. Джон остался далеко в лугах,
он лежит там в ящике, а ящик надежно спрятан под травами, а над
ним написано число... и теперь ей ничего от него не осталось,
только высокий шелковый цилиндр, трость да выходной костюм,
что висит в гардеробе. А все остальное пожрала моль.
Но миссис Бентли сохранила все, что могла. Пять лет назад,
когда она переехала в этот город, она привезла с собой огромные
черные сундуки - там, пересыпанные шариками нафталина, лежали
смятые платья в розовых цветочках и хрустальные вазочки ее
детства. Покойный муж владел всякого рода недвижимым имуществом
в разных городах, и она передвигалась из одного города в
другой, словно пожелтевшая от времени шахматная фигура из
слоновой кости, продавая все подряд, пока не очутилась здесь,
в чужом, незнакомом городишке, окруженная своими сундуками
и темными уродливыми шкафами и креслами, застывшими по углам,
будто давно вымершие звери в допотопном зоологическом саду.
Происшествие с детьми случилось в середине лета. Миссис
Бентли вышла из дому полить дикий виноград у себя на парадном
крыльце и увидела, что на лужайке преспокойно разлеглись две
девочки и мальчик, - свежескошенная трава покалывала их голые
руки и ноги, и это им явно нравилось.
Миссис Бентли благодушно улыбнулась всем своим желтым
морщинистым лицом, и в эту минуту из-за угла появилась тележка
с мороженым. Точно оркестр крошечных эльфов, она вызванивала
ледяные мелодии, острые и колючие, как звон хрустальных бокалов
в умелых руках, созывая и маня к себе всех вокруг. Дети тотчас
же сели и все разом, словно подсолнухи к солнцу, повернули
головы в сторону тележки.
- Хотите мороженого? - спросила миссис Бентли и окликнула:
- Эй, сюда!
Тележка остановилась, звякнули монетки, и в руках у миссис
Бентли очутились бруски душистого льда. Дети с полным
ртом поблагодарили ее и принялись с любопытством разглядывать -
от башмаков на пуговицах до седых волос.
- Дать вам немножко? - спросил мальчик.
- Нет, детка. Я уже старая, и мне ничуть не жарко. Я,
наверно, не растаю даже в самый жаркий день, - засмеялась
миссис Бентли.
Со сладкими сосульками в руках дети поднялись на тенистое
крыльцо и уселись рядышком на ступеньку.
- Меня зовут Элис, это Джейн, а это - Том Сполдинг.
- Очень приятно. А я - миссис Бентли. Когда-то меня звали
Элен.
Дети в изумлении уставились на нее.
- Вы не верите, что меня звали Элен? - спросила миссис
Бентли.
- А я не знал, что у старух бывает имя, - жмурясь от
солнца, ответил Том.
Миссис Бентли сухо засмеялась.
- Он хочет сказать, старух не называют по имени, -
пояснила Джейн.
- Когда тебе будет столько лет, сколько мне сейчас,
дружок, тебя тоже никто не станет называть Джейн. Стариков
всегда величают очень торжественно - только "мистер" или
"миссис", не иначе. Люди помоложе не хотят называть старуху
Элен. Это звучит очень легкомысленно.
- А сколько вам лет? - спросила Элис.
- Ну, я помню даже птеродактиля, - улыбнулась миссис
Бентли.
- Нет, правда, сколько?
- Семьдесят два.
Дети задумчиво пососали свои ледяные лакомства.
- Да-а, уж это старая так старая, - сказал Том.
- А ведь я чувствую себя так же, как тогда, когда была
в вашем возрасте, - сказала миссис Бентли.
- В нашем?
- Конечно. Когда-то я была такой же хорошенькой девчуркой,
как ты, Джейн, и ты, Элис. Дети молчали.
- В чем дело?
- Ни в чем.
Джейн поднялась на ноги.
- Как, неужели вы уже уходите? Даже не доели мороженое...
Что-нибудь случилось?
- Мама всегда говорит, что врать нехорошо, - заметила
Джейн.
- Конечно, нехорошо. Очень плохо, - подтвердила миссис
Бентли.
- И слушать, когда врут, - тоже нехорошо.
- Кто же тебе соврал, Джейн? Джейн взглянула на миссис
Бентли и смущенно отвела глаза.
- Вы.
- Я? - Миссис Бентли засмеялась и приложила сморщенную
руку к тощей груди. - Про что же?
- Про себя. Что вы были девочкой. Миссис Бентли
выпрямилась и застыла.
- Но я и правда была девочкой, такой же, как ты, только
много лет назад.
- Пойдем, Элис. Том, пошли.
- Постойте, - сказала миссис Бентли. - Вы что, не верите
мне?
- Не знаю, - сказала Джейн. - Нет, не верим.
- Но это просто смешно! Ведь ясно же: все когда-то
были молодыми!
- Только не вы, - потупив глаза, чуть слышно шепнула
Джейн, словно про себя. Ее палочка от мороженого упала в лужицу
ванили на крыльце.
- Ну, конечно, мне было и восемь, и девять, и десять лет,
так же, как всем вам.
Девочки хихикнули, но, спохватившись, тотчас умолкли.
Глаза миссис Бентли сверкнули.
- Ладно, не могу я целое утро спорить без толку с
маленькими глупышами. Ясное дело, мне тоже когда-то было десять
лет, и я была такая же глупая.
Девочки засмеялись. Том смущенно поежился.
- Вы просто шутите, - все еще смеясь, сказала Джейн. -
По правде, вам никогда не было десяти лет, да?
- Ступайте домой! - вдруг крикнула миссис Бентли, ей
стало невтерпеж под их взглядами. - Нечего тут смеяться!
- И вас вовсе не зовут Элен?
- Разумеется, меня зовут Элен!
- До свиданья! - сквозь смех крикнули девочки, убегая
по лужайке; Том поплелся за ними. - Спасибо за мороженое!
- Я и в классы играла! - крикнула им вдогонку миссис
Бентли, но их уже не было.

Весь день после этого миссис Бентли яростно громыхала
чайниками и кастрюлями, с шумом готовила свой скудный обед и то
и дело подходила к двери в надежде поймать этих дерзких
дьяволят - уж наверно они бродят где-нибудь поблизости и
смеются. Впрочем... если она и увидит их снова, что им сказать?
Да и с какой стати они занимают ее мысли?
- Подумать только, - сказала миссис Бентли, обращаясь
к изящной фарфоровой чашечке, расписанной букетиками роз. -
В жизни еще никто не сомневался, что и я когда-то была
девочкой. Это глупо и жестоко. Я ничуть не горюю, что я
уже старая... почти не горюю. Но отнять у меня детство - ну уж
нет!
Ей казалось - дети бегут прочь под дуплистыми деревьями,
унося в холодных пальцах ее юность, незримую как воздух.
После ужина миссис Бентли, сама не зная зачем,
с бессмысленным упорством наблюдала, как ее руки, точно
пара призрачных перчаток на спиритическом сеансе, собирают
в надушенный носовой платок некие необходимые предметы. Потом
она вышла на крыльцо и простояла там, не шевелясь, добрых
полчаса.
Наконец, внезапно, точно спугнутые ночные птицы, мимо
пронеслись дети, но оклик миссис Бентли остановил их на лету:
- Что, миссис Бентли?
- Поднимитесь ко мне на крыльцо, - приказала она.
Девочки повиновались, следом поднялся и Том.
- Что, миссис Бентли?
Они старательно нажимали на слово "миссис", как будто это
и было ее настоящее имя.
- Я хочу показать вам несколько очень дорогих мне вещей.
Миссис Бентли развернула надушенный узелок и сперва
заглянула в него сама, точно ожидала найти там нечто
удивительное и для себя. Потом вынула маленькую круглую
гребенку, на ней поблескивали фальшивые бриллиантики.
- Я носила ее в волосах, когда мне было девять лет,
- объяснила она.
Джейн повертела гребенку в руке.
- Очень мило.
- Покажи-ка! - закричала Элис.
- А вот крохотное колечко, я носила его, когда мне было
восемь лет, - продолжала миссис Бентли. - Видите, теперь оно
не лезет мне на палец. Если посмотреть на свет, видна Пизанская
башня, кажется, что она вот-вот упадет.
- Ну покажи мне, Джейн!
Девочки передавали колечко друг другу, и наконец оно
очутилось на пальце у Джейн.
- Смотрите, оно мне. как раз! - воскликнула она.
- А мне - гребенка! - изумилась Элис.
Миссис Бентли вынула из платка несколько камешков.
- Вот, - сказала она. - Я в них играла, когда была
маленькая.
Она подбросила камешки, и они упали на крыльцо причудливым
созвездием.
- А теперь взгляните. - И старуха торжествующе подняла
вверх раскрашенную фотографию, свой главный козырь. Фотография
изображала миссис Бентли семи лет от роду, в желтом, пышном,
как бабочка, платье, с золотистыми кудрями, синими-пресиними
глазами и пухлым ротиком херувима.
- Что это за девочка? - спросила Джейн.
- Это я!
Элис и Джейн впились глазами в фотографию.
- Ни капельки не похоже, - просто сказала Джейн. - Кто
хочешь может раздобыть себе такую карточку.
Они подняли головы и долго вглядывались в морщинистое
лицо.
- А у вас есть еще карточки, миссис Бентли? - спросила
Элис. - Какие-нибудь попозже? Когда вам было пятнадцать лет,
и двадцать, и сорок, и пятьдесят?
И девочки торжествующе захихикали.
- Я вовсе не обязана ничего вам показывать, - сказала
миссис Бентли.
- А мы вовсе не обязаны вам верить, - возразила Джейн.
- Но ведь эта фотография доказывает, что и я была
девочкой!
- На ней какая-то другая девочка, вроде нас. Вы ее
у кого-нибудь взяли.
- Я и замужем была!
- А где же мистер Бентли?
- Он давно умер. Если бы он был сейчас здесь, он бы
рассказал вам, какая я была молоденькая и хорошенькая в
двадцать два года.
- Но его здесь нету, и ничего он не может рассказать,
и ничего это не доказывает.
- У меня есть брачное свидетельство.
- А может, вы его тоже у кого-нибудь взяли. Нет, вы
найдите такого человека, чтоб сказал, что видел вас много-много
лет назад и вам было десять лет, - вот тогда я поверю, что вы
в самом деле были молодая. - И Джейн даже зажмурилась,
уверенная в своей правоте.
- Тысячи людей видели меня в то время, но они уже умерли,
дурочка, или больны, или живут в других городах. А в вашем
городе я не знаю ни души, я ведь совсем недавно тут поселилась,
и никто здесь не видел меня молодой,
- Ага, то-то! - И Джейн подмигнула Тому и Элис. - Никто
не видел!
- Да погоди же! - Миссис Бентли схватила девочку за руку.
- Таким вещам верят без всяких доказательств. Когда-нибудь
вы будете такие же старые, как я. И вам тоже люди не станут
верить. Они скажут: "Нет, эти старые вороны никогда не
были ласточками, эти совы не могли быть иволгами, эти попугаи
не были певчими дроздами". Да, да, придет день - и вы станете
такими же, как я!
- Ну нет, - ответили девочки. - Ведь правда этого не может
быть? - спрашивали они друг друга.
- Вот увидите, - сказала миссис Бентли. А про себя думала:
господи боже, дети есть дети, а старухи есть старухи, и между
ними пропасть. Они не могут представить себе, как меняется
человек, если не видели этого собственными глазами.
- Вот ты, - обратилась она к Джейн, - неужели ты не
замечала, что твоя мама с годами меняется?
- Нет, - ответила Джейн. - Она всегда была такая, как
теперь.
И это правда. Когда живешь все время рядом с людьми, они
не меняются ни на йоту. Вы изумляетесь происшедшим в них
переменам, только если расстаетесь надолго, на годы. И миссис
Бентли вдруг показалось, что она целых семьдесят два года
мчалась в грохочущем черном поезде, и вот наконец поезд
остановился у вокзала и все кричат:
"Ты ли это, Элен Бентли?!"
- Теперь мы, пожалуй, пойдем домой, - сказала Джейн.
- Спасибо за колечко, оно мне в самый раз.
- Спасибо за гребенку, она очень красивая.
- Спасибо за карточку той девочки.
- Погодите! - закричала миссис Бентли им вслед (они уже
сбегали по ступенькам). - Отдайте! Это все мое!
- Не надо, - попросил Том, догоняя девочек. - Отдайте.
- Нет, она все это украла. Это все вещи какой-то девочки,
а она их просто украла. Спасибо! - еще раз крикнула Элис.
Миссис Бентли кричала, звала, но они исчезли, точно
мотыльки в ночи.
- Простите, - сказал Том. Он снова стоял на лужайке и
глядел на миссис Бентли. Потом и он ушел.
"Они унесли мое колечко, и мою гребенку, и фотографию,
- думала миссис Бентли; она стояла на крыльце и вся дрожала. -
-И ничего не осталось, совсем ничего! Ведь это была часть
моей жизни!"
Ночью, лежа среди своих сундуков и безделушек, она долгие
часы не смыкала глаз. Она обводила взглядом тщательно сложенные
в стопки лоскуты, игрушки и страусовые перья и говорила вслух:
- Да полно, мое ли все это?
Может быть, просто старуха пытается уверить себя, что и у
нее было прошлое? В конце концов, что минуло, того больше нет
и никогда не будет. Человек живет сегодня. Может, она и была
когда-то девочкой, но теперь это уже все равно. Детство
миновало, и его больше не вернуть.
В комнату дохнул ночной ветер. Белая занавеска трепетала
на темной трости, что стояла у стены рядом со всякой всячиной,
копившейся долгие годы. Порыв ветра качнул трость, и она
с негромким стуком упала прямо в пятно лунного света на полу.
Сверкнул золотой набалдашник. Это была парадная трость ее
покойного мужа. Казалось, он указывает ею сейчас на миссис
Бентли, как это бывало, когда они - очень редко! - ссорились и
он увещевал ее своим мягким, печальным и рассудительным
голосом.
- Дети правы, - сказал бы он ей. - Они у тебя ничего
не украли, дорогая. Все это уже не принадлежит тебе.
Оно принадлежало той, другой тебе, и это было так давно.
Господи, подумала миссис Бентли. И тут, словно зашипел
валик старинного фонографа под стальной иголкой, она ясно
услышала свой разговор с мужем. Мистер Бентли, такой
подтянутый, даже немного чопорный, с розовой гвоздикой
на безукоризненном лацкане, говорил ей:
- Дорогая, ты никак не можешь понять, что время не стоит
на месте. Ты всегда хочешь оставаться такой, какой была прежде,
а это невозможно: ведь сегодня ты уже не та. Ну зачем ты
бережешь эти старые билеты и театральные программы? Ты потом
будешь только огорчаться, глядя на них. Выкинь-ка их лучше вон.
Но она упрямо хранила все билеты и программы.
- Это не поможет, - говорил мистер Бентли, попивая свой
чай. - Как бы ты ни старалась оставаться прежней, ты все равно
будешь только такой, какая ты сейчас, сегодня. Время
гипнотизирует людей. В девять лет человеку кажется, что ему
всегда было девять и всегда так и будет девять. В тридцать
он уверен, что всю жизнь оставался на этой прекрасной грани
зрелости. А когда ему минет семьдесят - ему всегда и навсегда
семьдесят. Человек живет в настоящем, будь то молодое настоящее
или старое настоящее; но иного он никогда не увидит и не
узнает.
Это был один из немногих и очень дружеских споров в их
мирной семейной жизни. Джон никогда не одобрял ее склонности
собирать памятки о прошлом.
- Будь тем, что ты есть, поставь крест на том, чем ты
была, - говорил он. - Старые билеты - обман. Беречь всякое
старье - только пытаться обмануть себя.
Был бы он жив сегодня, что бы он сказал?
- Ты бережешь коконы, из которых уже вылетела бабочка,
- сказал бы он. - Старые корсеты, в которые ты уже никогда
не влезешь. Зачем же их беречь? Доказать, что ты была когда-то
молода, невозможно. Фотографии? Нет, они лгут. Ведь ты уже не
та, что на фотографиях.
- А письменные показания под присягой?
- Нет, дорогая, ведь ты не число, не чернила, не бумага.
Ты - не эти сундуки с тряпьем и пылью. Ты - только та, что
здесь сейчас, сегодня, сегодняшняя ты.
Миссис Бентли кивнула. Ей стало легче дышать.
- Да, я понимаю... Понимаю.
Трость с золотым набалдашником поблескивала в лунных
бликах на ковре.
- Утром я со всем этим покончу, - сказала миссис Бентли,
обращаясь к трости. - Отныне я буду только тем, что я есть
сегодня. Да, решено, так и будет.
И она уснула.

Утро настало зеленое, солнечное, в дверь уже осторожно
стучались обе девочки.
- У вас есть еще что-нибудь для нас, миссис Бентли?
Еще какие-нибудь вещи той девочки?
Миссис Бентли повела их из прихожей в библиотеку.
- Возьми вот это. - И она протянула Джейн платье, в
котором когда-то, в пятнадцать лет, играла дочь мандарина. -
И это, и вот это. - Она отдала калейдоскоп и увеличительное
стекло. - Берите все, что хотите, - говорила миссис Бентли.
- Книги, коньки, куклы, все... Все это ваше.
- Наше?!
- Только ваше. И вот что: помогите мне в одном деле,
я собираюсь развести на заднем дворе большой костер. Нужно
вынуть все из сундуков и выбросить всякий хлам, пусть его
забирает старьевщик. Все это уже не мое. Ничего нельзя
сохранить навеки.
- Мы поможем, - сказали девочки.
Миссис Бентли повела их на задний двор. Она захватила
коробку спичек, девочки несли по охапке всякой всячины.
И потом все лето обе девочки и Том часто сидели в ожидании
на ступеньках крыльца миссис Бентли, как птицы на жердочке.
А когда слышались серебряные колокольчики мороженщика,
дверь отворялась и из дома выплывала миссис Бентли, погрузив
руку в кошелек с серебряной застежкой, и целых полчаса
они оставались на крыльце вместе, старуха и дети, и смеялись,
и лед таял, и таяли шоколадные сосульки во рту. Теперь наконец
они стали добрыми друзьями.
- Сколько вам лет, миссис Бентли?
- Семьдесят два.
- А сколько вам было пятьдесят лет назад?
- Семьдесят два.
- И вы никогда не были молодая и никогда не носили лент и
вот таких платьев?
- Никогда.
- А как вас зовут?
- Миссис Бентли.
- И вы всю жизнь прожили в этом доме?
- Всю жизнь.
- И никогда не были хорошенькой?
- Никогда.
- Никогда-никогда за тысячу миллионов лет?
В душной тишине летнего полудня девочки пытливо склонялись к старой женщине
и ждали ответа.
- Никогда, - отвечала миссис Бентли. - Никогда-никогда
за тысячу миллионов лет.

Рэй Брэдбери "Вино из одуванчиков".