Совершенно разные, но их объединяет одна тема: стоит ли приводить детей в этот мир? А если ребенок неизлечимо болен? Или если женщина и ее дети никому не нужны?
Джоди Пиколт, "Хрупкая душа".
Совершенно разные, но их объединяет одна тема: стоит ли приводить детей в этот мир? А если ребенок неизлечимо болен? Или если женщина и ее дети никому не нужны?
Джоди Пиколт, "Хрупкая душа".
Однажды я набрела на книжную лавку, которой раньше не замечала. Владелец говорил по-английски.
"У вас есть кулинарные книги на английском?" - спросила я.
"Да. Внизу".
Я была на седьмом небе от счастья. Как мне не хватало это простой возможности изучать рецепты!
Детский голос вырвал меня из экстаза. Девочка говорила по-английски:
"Мама, купишь мне сказки?"
Тётю Александру просто терзала забота о моём гардеробе. Если я буду разгуливать в штанах, из меня никогда не выйдет настоящей леди; я сказала - в платье и делать-то ничего нельзя, а тётя Александра ответила - незачем мне заниматься такими делами, для которых надо носить штаны. По понятиям тёти Александры, мне полагалось играть маленькими кастрюльками и чайными сервизами и носить ожерелье из искусственного жемчуга, которое она мне подарила, когда я родилась; и к тому же я должна озарять светом одинокую жизнь моего отца. Я сказала - можно ходить в штанах и всё равно озарять светом, но тётя сказала, - нет, надо быть как луч света, а я родилась хорошей девочкой, а теперь год от году становлюсь всё хуже и непослушнее. Она без конца меня оскорбляла и пилила, и я спросила Аттикуса, но он сказал - хватит в нашей семье лучей света, и пускай я занимаюсь своими делами, а ему я в общем и такая вполне гожусь.
33 часть:
http://m.babyblog.ru/community/post/Psychology/3132145
"Бетти?" - спросила молодая женщина, приоткрыв дверь.
"Да".
Она отошла в сторону и пропустила нас в квартиру. Мы добирались больше часа через метель. У Амаля было достаточно времени, чтобы начать организовывать наш внезапный побег.
Женщина предложила нам поесть. Мы были не голодны и не могли сейчас думать о еде, но я понимала, что нужно использовать любую возможность подкрепить силы перед грядущими неизвестными испытаниями. Молодая женщина, - наверное, студентка, - надела русари и выскочила на улицу, сказав, что сейчас вернется.
Я подняла трубку и позвонила, как и было велено, Амалю.
"Бетти! - закричал он. - Я так рад, что вы добрались до жилья. Не волнуйтесь. Все будет хорошо. Мы о вас позаботимся. Я связался кое с кем и буду всю ночь работать над планом. Девушка принесет вам еду и уйдет. Я приду завтра утром и принесу вам завтрак. Звоните в любое время".
"Хорошо".
"Я кое-что придумал, запишите это, - сказал он. - Нам нужно задержать вашего мужа, пока мы не вывезли вас из Тегерана. Я хочу, чтобы вы ему позвонили. Вам нужно убедить его, что вы, возможно, вернетесь".
"Мне в последнюю очередь хочется звонить Муди", - возразила я.
"Знаю, но вы должны это сделать".
Он дал точные указания, что мне следовало говорить, и я все записала.
Вскоре вернулась девушка и принесла иранскую пиццу: две капли томатного соуса и фарш на сухом лаваше; и две бутылки колы. На этом ее миссия была закончена.
"Я ничего не буду", - сказала Махтаб, бросив взгляд на неаппетитную пиццу. Я тоже ничего не хотела. Адреналин был сейчас для нас основным источником энергии.
Я еще раз перечитала свои заметки и разыграла в уме разговор. Потом поняла, что больше не могу его откладывать. Усилием воли я заставила себя набрать свой домашний телефон.
Муди взял трубку после первого же гудка.
"Это я".
"Где ты?" - заорал он.
"У друзей".
"У каких? Немедленно приезжай домой!" - приказал он.
Его голос звучал угрожающе, но я следовала указаниям Амаля:
"Нам нужно обсудить пару вещей. Я хочу найти решение проблемы, если и ты к этому готов".
"Готов, - он заговорил спокойно, более расчетливо. - Приезжай и попробуем".
"Мне не хочется, чтобы все узнали, что произошло, - сказала я. - Я не хочу, чтобы ты рассказал об этом Маммалу, или Маджиду, или твоей сестре, или еще кому. Это наши проблемы, будем решать их вместе. Маммал снова вмешался в твою жизнь, и опять все пошло не так. Я не готова к дискуссии, если ты не согласен".
Муди не понравились мои уверенные интонации.
"Иди домой", - повторил он.
"А ты поставишь Маммала возле двери, он схватит Махтаб, и ты меня запрешь, как и обещал".
Его голос звучал мягко:
"Я точно этого не сделаю. Приходи. Поужинаем вместе и будем говорить хоть всю ночь".
"Я не сяду в самолет в пятницу".
"Этого я тебе не могу обещать".
"Значит, я тебе это сейчас обещаю", - мой голос перешел в крик. Осторожнее, сказала я себе. Ты должна оттянуть время, а не позволить втянуть себя в ссору.
На другом конце провода Муди заорал, что есть силы:
"Приходи немедленно домой! У тебя есть полчаса, или я звоню в полицию".
Тогда я вытащила козырь, подкинутый мне Амалем.
"Слушай, - решительно сказала я, - ты практикуешь без лицензии. Если разозлишь меня, сообщу правительству".
Тон Муди тут же смягчился:
"Нет, прошу тебя, - умолял он. - Нам нужны деньги. Я делаю это ради нас. Просто приходи домой".
"Подумаю", - ответила я и повесила трубку.
Я повернулась к Махтаб, напряженно слушавшей нашу беседу:
"Ты уверена, что хочешь в Америку? Ведь тогда ты больше не увидишь папу".
"Да, я этого хочу, - ответила она. - Я хочу в Америку".
Я снова поразилась, как хорошо она все понимает. Пути назад больше не было.
Мы разложили кривой диван. Махтаб удалось уснуть, но я ворочалась, пока не забрезжил рассвет, и тут же позвонил Амаль сказать, что сейчас придет.
Он принес с собой полную сумку с хлебом, овечьим сыром, помидорами, огурцами, яйцами и молоком. Еще он прихватил раскраски и карандаши для Махтаб, а также пакет с вещами, которые я оставила у него во вторник. И он преподнес мне дорогую кожаную сумку на ремне - прощальный подарок.
"Я работал всю ночь и разговаривал с самыми разными людьми, - сказал он. - Все выглядит так, что вы сбежите через Турцию".
Турция! Мне стало страшно. Амаль говорил о ней как о последнем варианте.
"Вам нельзя в аэропорт, вы покинете Тегеран на машине, - объяснил он. - До турецкой границы долгий путь, но, тем не менее, она ближе остальных".
Нас должны были перевезти через границу в машине Красного Креста.
"Они потребовали 30 000 долларов, - сказал Амаль. - Это слишком много. Я как раз сейчас торгуюсь. Они опустили цену до 15 000, но и это все еще много".
"Все в порядке, соглашайтесь", - ответила я. Я не знала, сколько денег у меня на счету дома, но мне было все равно. Деньги я достану.
Амаль покачал головой. Внезапно мне стало ясно, что речь идет о его деньгах, не о моих. Он должен заплатить без всякой гарантии, что я вернусь в Америку и отдам долг.
"Попытаюсь сбить цену, - сказал он. - Если что, звоните мне в офис".
Я шагала по потрепанному персидскому ковру из угла в угол. Не было ли это эгоизмом - подвергать свою дочь опасности? Как бы ни было плохо, может быть, лучше ей жить без меня, чем вообще никак?
Амаль пришел около полудня и сообщил, что ему удалось договориться за 12 000. На меньшее они не соглашались. Амаль пытался меня успокоить:
"Эти люди вам ничего не сделают. Если бы я в них сомневался, не отправил бы вас с ними. Это не наилучший вариант, но нужно действовать быстро. Они о вас позаботятся".
В пятницу утром Амаль явился с завернутым в газетную бумагу блюдом из курицы, для Махтаб он принес мюсли, которые было тяжело достать, еще раскраски, манто, одеяло, для меня - черную чадру и маленький пакетик немецкой жвачки. Пока Махтаб наслаждалась этим особым лакомством, Амаль описал наше положение:
"Я еще не знаю, когда вы отправитесь в путь. Поэтому вам нужно снова позвонить мужу, но не отсюда. Я побуду с Махтаб, пока вы будете звонить из будки. Сначала запишем, что вы скажете".
Впервые за полтора года я была рада скрыться под чадрой. Холодный ветер продувал меня насквозь, пальцы заледенели, когда я набирала номер. К телефону подошел Маджид:
"Где ты? Где ты?"
Я не стала отвечать:
"Где Муди?"
"Он в аэропорту, вернется часа через три".
"Тогда я позвоню через три часа. Я хочу поговорить с ним".
"Он тоже хочет с тобой поговорить. Приходи, пожалуйста, домой".
"Хорошо, завтра приду с Махтаб и своим адвокатом, но больше я никого не хочу видеть. Скажи, что я приду между одиннадцатью и двенадцатью или между шестью и восемью, это единственное время, когда мой адвокат может прийти", - солгала я.
"Приходи до двенадцати, - сказал Маджид. - Он отменил прием. Но не приводи адвоката. Мы сами все уладим. Я тоже приду. Не бойся, он тебя не тронет".
Было приятно издевательски расхохотаться в лицо одному из родственников Муди, что я и сделала.
"Да, я уже через это проходила. Просто передай ему мое сообщение".
Я дрожала всем телом. Муди забирает в аэропорту мой иранский паспорт. А потом? Позвонит в полицию? Мне казалось, что все полицейские на улицах уже разыскивают меня.
Теперь я была твердо уверена, что побег того стоит. Ни один контрабандист не был так опасен, как мой муж. Меня уже ограбили, похитили, изнасиловали и могли убить.
Кода я вернулась, Амаль сообщил:
"Сегодня вечером вы уезжаете".
Он показал мне на карте наш маршрут: длинный тяжелый путь из Тегерана в Табриз, потом в горы, которые контролировали как курдские разбойники, так и пасдар.
"Если вас спросят, - предупреждал Амаль, - ничего не говорите. Ни слова обо мне, Америке и побеге".
Дальше контрабандисты переправят нас через границу в город Ван в Турции. Потом мы будем предоставлены сами себе. Нужно быть осторожными. Если нас поймают, власти не вернут нас в Иран, но запрут и, возможно, разлучат.
Из Вана нужно ехать прямиком в Анкару и идти в американское посольство.
Амаль вручил мне горсть монет:
"Звоните с дороги, но осторожно выбирайте слова. Когда будете в Анакаре, скажите мне, что вы в Исфахане".
Неужели это моя последняя пятница в Иране? Я помолилась Богу, Аллаху - кому бы то ни было.
Потом мне посетили практичные мысли. Что со мной, подумала я. Зачем мне брать этот тяжелый ковер? Мне ничего не нужно, только попасть домой. Ковер и шафран останутся.
Может быть, удастся по дороге продать драгоценности, и часы мне тоже нужны, чтобы знать время. Махтаб упаковала в школьную сумку комиксы, печенье и раскраски.
В шесть позвонил Амаль:
"Вы выезжаете в семь часов".
После всех дней, недель и месяцев оставалось ждать всего час.
В десять минут восьмого пришел Амаль с двумя мужчинами, которых я раньше не видела.
Нельзя был терять времени. Я помогла Махтаб надеть манто и почти полностью закрыла лицо чадрой. Потом повернулась к Амалю, и внезапно мы оба ощутили прилив чувств. Пришло время прощаться. У Амаля стояли слезы в глазах:
"Я люблю вас обеих. Махтаб, у тебя замечательная мама, позаботься о ней".
"Я постараюсь", - ответила она серьезно.
"Спасибо за все, что вы сделали, - сказала я. - Я сразу же верну вам деньги. Но вы должны что-то получить в подарок".
Амаль взглянул на мою дочь. Она вздрогнула.
"Все, чего я хочу - это улыбка на лице Махтаб", - сказал он. Потом поднял мою чадру и поцеловал меня в щеку.
"А теперь быстро!" - скомандовал он.
После праздника Навруз кузен Эсси помог Муди найти место в клинике. Муди был вне себя от радости, прыгал весь день по дому, осыпал меня и Махтаб своими обычно редкими улыбками, шутил и излучал то обаяние, которое когда-то - так давно - привлекло меня.
"Мои бумаги еще не совсем в порядке, - делился со мной Муди, - но они все равно решили меня взять. Им требуется анестезиолог. Когда бумаги будут готовы, они заплатят мне за все рабочие часы".
В один из дней я после рынка забежала в лавку Хамида, чтобы позвонить Рашиду.
"Он не может брать детей", - сказал Рашид.
"Позвольте мне поговорить с ним, - умоляла я. - Я могу нести Махтаб".
"Нет. Он даже вас одну не хотел брать, потому что вы женщина. Эта дорога тяжела и для мужчин, нужно четыре дня идти через горы. С ребенком это невозможно. К тому же, в горах сейчас все равно лежит снег".
История Варис Дирие - это история сильной, неординарной женщины. Простая девочка-кочевница из Сомали Варис Дирие (Лия Кебеде), выданная замуж в 13-летнем возрасте, сбегает из семьи, в одиночку пересекает пустыню, добирается до Могадишо. Позже родственники отправляют Варис вЛондон в качестве прислуги в посольстве Сомали
Рецензия на фильм "Обвиняемые"
The Accused (1988)
«Нет» значит «нет»
Сексуальное насилие и последующий виктимблейминг - это две проблемы, которые связаны неразрывно. Практически всегда, когда происходит
В рассказе М.Горького "Еще о черте"
упомянут термин ФЕМИНИСТ. Может кому интересно почитать...
32 часть.
Среда 29 января 1986 выдалась холодной и темной, под стать моему настроению. Муди отвел Махтаб на остановку и сказал, что мы должны заехать в офис Свиссэйр, чтобы отдать им мой паспорт.
"Я иду в магазин с Хамси и ханум Хаким", - сказала я. Муди не мог игнорировать мой уговор с женой святого человека.
"Сначала в Свиссэйр".